РАССКАЗЫ о ЖИВОТНЫХ

Рассказ о мальчике и собаке

Парень лет восемнадцати шел по парку. Он слегка приволакивал обе ноги, отчего его походка выглядела немного странно. Но спина его была ровной, шаг – уверенный, взгляд прямой и твердый. На длинном поводке он держал собаку. Она была очень старой, это было заметно и по ее медленной неуверенной походке, и по седой шерсти, и по слезящимся глазам. Они шли рядом, и сразу было видно, что они вместе.

***

- Мам! Смотри, собака! – звонкий детский голос разорвал привычный гул большого города. – Можно я отдам ей свой бутерброд?
Мила тяжело вздохнула. Опять начинается. Димка уже замучил ее просьбой купить собаку. Прямо Малыш и Карлсон какой-то. Но Мила категорически была против. Сначала бесконечные лужи, потом шерсть… К тому же она прекрасно понимала, что все заботы о собаке – прогулки, кормежки, прививки и прочее – лягут на ее плечи. Димка был еще слишком мал, чтобы мог ухаживать за другим живым существом.
- Димка, ты же знаешь, за собакой некому ухаживать. Я целыми днями на работе, ты в школе, к тому же ты еще слишком маленький.
- А папа?
- А папа, - тут голос Милы предательски дрогнул, к счастью, Димка в силу возраста еще не мог обратить на это внимание, - а папе некогда приезжать к нам, чтобы гулять с собакой.
Димка насупился. Мила, снова вздохнув, достала из пакета бутерброд, припасенный на тот случай, если Димка проголодается во время прогулки, и отдала сыну. Мальчик подошел к лежащему псу и аккуратно положил рядом с его мордой кусок хлеба с колбасой.

***

Пес был уже очень старый. Он просто лежал на траве парка и ждал, когда же наконец погаснет этот яркий свет, который так раздражал его воспаленные глаза. Неожиданно перед ним возник маленький человечек. Он протянул кусочек чего-то очень вкусно пахнущего. Пес бережно взял угощение и благодарно лизнул сладко пахнущую ладошку. Мальчик отбежал и ушел, все время оглядываясь. Псу вдруг стало очень тепло. Он прикрыл глаза и уснул. Навсегда.

***

Через несколько дней Мила вышла с Димкой погулять на детскую площадку. Дети резвились, шумели, гонялись друг за другом, катались с горки. Димка тоже бегал со всеми, радостно смеясь. Он полез на турник. Мила хотела его остановить, но не успела. Димка сорвался вниз, нелепо шлепнулся и не смог встать.

Спустя три месяца почерневшая от горя Мила привезла Димку домой. В инвалидном кресле. Врачи допускали, что еще не все потеряно, но поверить в это было сложно. Скорее всего Димка уже не сможет ходить никогда. И Димка… в кресле… серьезный и тихий, даже в свои восемь лет понимающий, что случилось что-то очень плохое… Он уже не плакал и не боялся…

***

Мила вкатила коляску в коридор.
Вздохнула.
И открыла дверь в соседнюю комнату.
Оттуда, смешно переваливаясь на коротких кривоватых лапках, выполз мохнатый рыжий щенок. Он забавно морщил мордочку и тыкался во все мокрым черным носом.

- Димка, - как сумев строго сказала Мила, - ты обещал, что будешь воспитывать собаку сам. Пришло время сдержать обещание.

***

Через полгода Димка встал из кресла. Он очень быстро уставал и садился обратно, но он мог сделать несколько шагов. А еще через пару месяцев он сам пошел гулять со щенком (теперь уже взрослым псом), названным смешным и непонятным именем Бендик. Димка очень медленно шел, держась за руку Милы, неуверенно переступая ногами. Но шел. Сам.

***

Прошло 10 лет. Бендик постарел, и уже сам с трудом передвигал лапы. А Димка, теперь уже Дима, шел рядом с ним, готовый, если что, подхватить его. И Дима знал, что этой собаке он обязан тем, что идет.

Они шли рядом. Молодой прихрамывающий парень и старый пес. И им было хорошо вместе.

Взято с форума "Клопсики-мопсики", туда рассказы перенес Kleo

Санта (реальная история)

Из газеты:

"Смыслова давно хотела завести собаку, но бывший муж был категорически против. Теперь его отношение к этому вопросу значения не имело. В тот вечер, едва Татьяна Ивановна вернулась домой, в квартире раздался звонок, и прапорщик из питомника служебных собак передал ей из рук в руки поводок великолепной овчарки. Когда Татьяна увидела эту красавицу, она оторопела от радости. Так нежданно-негаданно в квартире Смысловой появился надежный преданный друг. По причине мягкого характера для работы в уголовном розыске собака не годилась. По этой причине ее сняли с довольствия с формулировкой: "В связи с незлобливостью и невозможностью дрессировки". Теперь жизнь Санты (так звали собаку) резко изменилась. Вместо тяжелых служебных будней, когда она почти круглосуточно находилась на боевом посту, у нее наступили спокойные, безмятежные дни и ночи. Санта и ее новая хозяйка полюбили друг друга. Накануне вечером Таня в радостном настроении собирала чемодан, намереваясь с утра уехать. Санта заигравшись со своей хозяйкой, неожиданно высоко подпрыгнула и мордой ударила ее в лицо. Кожа на губе лопнула, и обильно пошла кровь. Таня вскрикнула, зажала рот рукой и, резко оттолкнув собаку, поспешила к умывальнику. Травма на лице интересной, незамужней, да еще на кануне отъезда в санаторий женщины оказалась явно некстати. Она расстроилась и, когда собака с виноватым видом подползла просить прощения, с досады ударила ее ладонью по морде, затем, захлопнув дверь ушла в другую комнату. С тех пор, как Санта появилась в квартире, ее ударили в первый раз. Ударил человек, которого она безумно любила. Так и не простив преданного друга, на следующее утро Татьяна укатила на курорт, совершив еще одну роковую ошибку. Уходя, Татьяна забыла сказать собаке слово, которое всегда произносила, уходя на работу: "Жди!". Санта была оставлена соседям по лестничной клетке - пожилой супружеской паре. Они хорошо знали собаку, нередко угощали, а по вечерам, случалось, и выгуливали ее. Особенно Санта любил гулять с Василием Тимофеевичем. В отличие от жены, он гулял с ней не около дома, а водил за линию железной дороги в лесополосу. В первые дни разлуки собака вела себя относительно спокойно. Однако с течением времени ее поведение стало заметно меняться. По-видимому, разлука с любимым человеком и чувство не прощенной вины стали все сильнее угнетать ее. Она стала вялой и безразличной ко всему окружающему ее. Вначале изменения в поведении Санты Татьяна Смыслова воспринимала довольно спокойно, посчитав их естественным и объяснимым. Но с течением времени смутное чувство нарастающей тревоги стало все сильнее овладевать ею. Соседи сообщили, что собака почти перестала есть и большую часть времени лежит, отвернувшись к стенке. Когда стало известно, что Санта самостоятельно переменила отведенное ей удобное место в комнате и перекочевала в прихожую, вплотную к входной двери, Татьяна не выдержала и решила досрочно уехать из санатория. В Москве соседка как смогла успокоила и сказала, что Василий Тимофеевич только что ушел с Сантой гулять в лесопосадку. Через несколько минут Татьяна была у места свершившейся трагедии. А произошла она на ее глазах неожиданно и невероятно быстро.
На середине моста через железную дорогу собака вдруг остановилась, стала в рост и положила передние лапы на плечи Василия Тимофеевича. Около минуты она неотрывно смотрела ему в глаза. Затем резко оттолкнувшись, прыжком перемахнула оградительный барьер виадука и с высоты мостового пролета бросилась вниз, на железнодорожные пути. Ее тело несколько раз перевернулось в воздухе, ударилось о крышу товарного вагона и рикошетом было отброшено под колеса головного вагона стремительно приближающейся электрички. Несколько секунд Василий Тимофеевич стоял ошеломленный, не соображая, что такое могло случиться и, вообще, что произошло?! Из оцепенения его вывел отчаянный крик Татьяны бежавшей внизу. Она еще издали заметила, что на мосту с Сантой происходит неладное. Обычно она, как бы прощаясь, клала лапы на плечи хозяйке, когда та уходила из дому. Поэтому Таня заторопилась; ей безумно хотелось успокоить собаку, а главное, простить за ту случайную провинность. Но опоздала она на несколько секунд. Отчаянный прыжок собаки она увидела еще издали и бросилась к месту падения. Что творилось с женщиной, когда бежала, когда подбежала, когда увидела - передать невозможно. Растолкав людей, она склонилась над изуродованным телом своей любимицы. Таня стояла на коленях, она смогла произнести лишь одну единственную фразу: "Санта, девочка моя, что же ты наделала?" Кажется Санта услышала знакомый голос, ее глаза приоткрылись. Несколько секунд они с Таней смотрели друг на друга, потом Санта глубоко вздохнула, и ее душа навсегда покинула изуродованное тело. Похоронили Санту недалеко, в лесополосе, где она любила гулять. Пройдет время. Снега и дожди сравняют этот бугорок земли, и не останется никакого следа о маленькой трагедии, что разыгралась здесь когда-то между двумя любящими, но не понявшими друг друга существами. Человеком и СОБАКОЙ."
Вот такая грустная история. Она реальная. Написал ее в газету работник МВД, где в питомнике выросла Санта.

Мушка

(рассказ основан на реальном событии)

- Как он надоел, – Екатерина Васильевна приподнялась на кровати и, отдёрнув штору, посмотрела в окно. – Всё утро орёт!
- Мама, - в комнату вбежала Настя, - там котёнок… - Она показала пальцем в окно. - Смотри: вон, на дереве…
Затем накинула на себя кофточку, бросилась в прихожую и стала обуваться.
- Ты куда? – крикнула ей вдогонку мать.
- Я мигом…
Открыв входную дверь, девочка выскочила на лестничную площадку. Оттуда – на улицу. И сразу – к берёзе, откуда раздавался тоненький писк и на одной из веток которой сидел маленький серый котёнок.
- Кс-кс, - позвала его Настя.
Зверёныш сделал движение по направлению к девочке, но чуть не сорвался: повис на ветке и запищал ещё громче. После чего вцепился в ствол дерева.
- Всю улицу разбудишь, - с укором проговорила Настя. – Спускайся по стволу ко мне…
И она протянула к нему руки.
Котёнок словно понял её намерение и принялся осторожно, цепляясь коготками за кору берёзы, двигаться задом вниз… Наконец, Настя подхватила зверёныша на руки. Почувствовала, как он дрожит.
- Замёрз, маленький? Или от страха? – Она посмотрела в крохотные глазки котёнка и прижала его к своей груди.
Ощутив тепло, тот замурлыкал...
Настя подошла к своей квартире. На лестнице стояла её мать.
- Ты почему за собой дверь не закрыла? – строго посмотрела она на дочь. – А если нас обворуют?
- Смотри, мам… - Настя с сияющими от восторга глазами протянула матери котёнка.
- Ещё и в руки взяла, - покачала головой Екатерина Васильевна. – А вдруг у него лишай. Или чесоточный клещ. Хочешь заразить и себя, и нас с отцом? Отнеси его туда, где взяла. И иди домой…
Настя надула губы и вышла из подъезда. Увидела неподалёку маленький ящик. Подошла, высыпала из него мусор и, положив котёнка в ящик, отнесла его под балкон первого этажа. Вокруг которого густо росли трава и кусты акации.
- Посиди тут, - сказала она зверёнышу, – никуда не убегай…
Через десять минут она вышла с пакетом в руках. Нырнула под балкон.
- Ты здесь, малыш?
Котёнок посмотрел на неё из ящика любопытным взглядом.
Расстелив на травке газету, Настя положила на неё несколько кусочков варёной курятины; затем налила из бутылки в консервную банку молока и вытащила зверёныша из ящика.
Заурчав, котёнок жадно набросился на угощение.
- Не торопись, иначе подавишься… - сказала ему Настя…
Наевшись, четвероногий малыш сладко зевнул и потянулся… Девочка положила его опять в ящик:
- Поспи…
Тот немного полизал свои лапки и грудку… после чего свернулся калачиком и засопел…

К полудню возле ящика с котёнком собрались друзья и подруги Насти. И поочерёдно принялись гладить четвероногого малыша по головке и спинке.
- Откуда же ты взялся? – Юля почесала зверёныша за ушком.
- Потерялся… или выбросили… - вздохнув, ответила Света.
- Что будем с ним делать? – обвёл всех взглядом Илья. – Может, кто-нибудь возьмёт его себе?
- Меня уже мама отругала, - сказала Настя.
- Мои вообще животных на дух не переносят… - покачал головой Толик.
- А у моего папы аллергия на шерсть, - поведала Юля. - Слёзы текут и чихает. Помните Альму? Собирались усыпить. Хорошо, дядя Коля взял её себе в деревню…
У Ильи и Светы ситуация с родителями была не лучше.
- Тогда пусть прямо здесь и живёт… - подвела итог Настя. – Будем его три раза в день кормить. За кустами его не видно. Лишь бы собаки не учуяли…
- Особенно, Грэй… - ухмыльнулся Илья.
- Да уж, - кивнула головой Света, – не пёс, а настоящий монстр…
- … и квартирка у него плохая, доски вон как оттопырились, - добавила Настя, глядя на разбитое жилище котёнка.
- Ну, это мы поправим, - ответил Толик…
Вечером он принёс молоток, гвозди и отремонтировал домик четвероногого малыша. Девчонки постелили ему газету, а Настя принесла из дома блюдце и пластмассовую баночку из-под йогурта.
- Из них ты будешь кушать, - объяснила она котёнку.
Тот обнюхал посуду.
- Смотрите, - Илья взял зверёныша на руки, – сам серый, а лапки снизу до половины белые. Как сапоги у Дартаньяна. – Он поставил его на землю.
- Идея, - сказал Толик, - давайте назовём его “Мушкетёр”.
- Между прочим, - деловито сказала Света, - это девочка.
- Да? – Толик почесал в затылке. – Тогда…
- Тогда пусть будет “Мушка”, - предложила Настя.
Никто не был против.
Будто в знак согласия с присвоенной ему кличкой, котёнок принялся тереться о ноги ребят и мурлыкать…

Первые дни четвероногий малыш в основном отсыпался в своей “коморке”… Затем стал из неё выходить и, с любопытством озираясь по сторонам, прогуливаться по палисаднику… А уже вскоре бегать по двору и играть с ребятами.
Настя дразнила его прутиком с листочками, и тот носился за ним по всем ямам и колдобинам… Иной раз вздумает гоняться за воробьями. Однажды полез за ними на рябину, сорвался с ветки и грохнулся в кусты репейника. Выбежал оттуда как ошпаренный – весь в колючках! Ребята после целый час отдирали репей с его живота и морды. При этом озорник орал во всё горло… Но больше всего зверёныш любил неожиданно нападать на прохожих из-за угла дома или из-за дерева. Идёт кто-нибудь мимо него, ничего не подозревая; а котёнок внезапно – хвать его за ногу! Хорошо, если это человек не злой; но бывало, вздрогнув от неожиданности, прохожий недовольно заворчит на зверёныша, а то нагнётся за камнем или палкой. А ведь Мушка, привыкшая к ласке и хорошему к ней отношению, не всегда осознавала опасность…
А однажды ребята увидели Мушку, спящую возле подъезда. Осторожно накрыли её всю шапкой, которую нашли в палисаднике, и спрятались за кустами. И тут баба Дуся из подъезда вышла… Глядь – чья-то вязаная шапка валяется. Бабушка посмотрела туда-сюда – никого. Но едва наклонилась, чтоб её поднять, шапка зашевелилась и запрыгала к бабушке. Та как закричит! И дёру. А шапка за ней!.. Ребята расхохотались; но вечером перед бабушкой Дусей извинились. Толик потом шапку на колышек забора возле палисадника повесил. Но баба Дуся с тех пор её за несколько метров обходила…

Вскоре о шаловливом котёнке узнали ребята из других домов. Приходили посмотреть на него. Приносили ему угощения – да столько, что порой вся Мушкина “квартира” была завалена кусочками колбасы, рыбы, сыра и даже вафлей. Настя иногда ругалась:
- Чего таскают, Мушка и так сытая по горло…
Но дети всё равно тайком подсовывали в ящик что-нибудь вкусненькое…
Не нравилось Насте и то, что многие из ребят подолгу гладили и трепали Мушку за загривок, а то и брали её на руки.
- Замучили малышку, - недовольно ворчала Настя, - дайте ей отдохнуть!
Отбирала у детей котёнка и клала его в ящик, карауля, чтобы больше никто его не тревожил…
Иногда приходилось оберегать Мушку от местной дворничихи, тёти Люды. Которая в последнее время стала ворчать:
- Развели тут грязь!.. Скоро тараканы в квартирах появятся…
Раз она даже попыталась поддать Мушку метлой, но промахнулась…
Особенно ребята опасались огромного пса по кличке Грэй. Эту среднеазиатскую овчарку (которую жители двора прозвали “живоглот”) выводил на прогулку такой же “мордастый”, как Грэй, его хозяин, Геннадий Викторович. В прошлом - директор завода, ныне - “почётный пенсионер”. Причём, пёс гулял без намордника. А поводок во время прогулки хозяин отстёгивал, и “живоглот” совершенно свободно бегал по двору. При появлении Грэя на улице все собаки и кошки прятались по кустам и подвалам, а вороны и голуби взлетали и садились на ветви деревьев. Торопились убраться куда подальше и местные бомжи, которые постоянно копались в мусорных бачках. А хозяин пса не спеша проходил по тротуару и гордо посматривал по сторонам, как бы чувствуя свою власть над людьми и животными двора. Как-то одна из жительниц дома сделала Геннадию Викторовичу замечание – мол, такую большую собаку нужно выводить на поводке или в наморднике; но когда “живоглот” громко на неё гавкнул, женщина замолчала и поспешила удалиться…
И вот однажды, пробегая мимо палисадника, где жила Мушка, Грэй остановился и принюхался… Затем подкрался к кустам. И вдруг увидел среди них котёнка, умывающего лапкой свою мордочку… Как после рассказывала баба Дуся (видевшая всё происходящее из открытого окна своей квартиры), пёс подошёл к Мушке, обнюхал её и зарычал… И в этот момент Мушка несколько раз лизнула “живоглота” в его страшную морду… Пёс, явно не ожидая такого к нему отношения, застыл, как вкопанный… А котёнок неожиданно тронул его нос своей лапкой – раз, другой, третий… а затем принялся прыгать на собаку и трепать её за шею… Пёс отошёл в сторону и некоторое время как-то удивлённо смотрел на зверёныша… Затем опять к нему подошёл и тоже тронул его лапой… Мушка снова встала на дыбы и – бац собаку по морде! Затем дала от неё стрекоча. Пёс – за ней. После наоборот – котёнок за псом. Так они бегали один за другим минут десять… То собака пригнётся и прыгнет на котёнка; то Мушка, прижавшись к траве, наскочит на пса. И вдруг Грэй – этот здоровенный пёс, наводящий ужас на местных людей и животных, лизнул Мушку в темя…
- Эт-то что такое? – внезапно появившийся хозяин пса стоял с выпученными глазами. Видимо, он никак не ожидал такого от своей собаки. – А ну!… - крикнул он. Тут подбежавшая Настя быстро взяла Мушку на руки.
- Домой! – приказал Геннадий Викторович своему псу. Тот покорно последовал за хозяином...
После этого случая хозяина Грэя положили в больницу с гипертоническим кризом. И пса стала выводить на прогулку жена Геннадия Викторовича. В это время Грэй частенько заглядывал в палисадник к Мушке и они несколько минут успевали полизаться и побегать друг за дружкой...
- И вовсе он не злой… - говорили после о собаке ребята…

Наступил сентябрь, и дети пошли в школу. Мушка до самого обеда оставалась без присмотра. И Настя, сидя за партой, беспокоилась: как там её малышка?
После школы она, не заходя домой, подбегала к кошачьему домику.
- Муша, всё в порядке?
Котёнок вылезал из своей “коморки” и первым делом потягивался и зевал.
- Ах ты, маленькая… - гладила свою любимицу Настя. – Сейчас принесу обед…
Дома Настя принималась быстро разогревать суп или молочную кашу…
- Опять своей ненаглядной? – спросила её как-то мама.
А когда Настя убежала, Екатерина Васильевна сокрушённо покачала головой и сказала мужу:
- Совсем девчонка голову потеряла… Так и учёбу запустит…
- Ты посмотри, - ответил Настин папа, Игорь Семёнович, - как изменились ребята, когда начали с этим котёнком возиться: перестали шляться где попало да хулиганить…
А Настя выбегала с угощением и – к Мушке… И когда та наедалась, они шли с котёнком гулять в небольшую берёзовую рощу за домом…
Однажды было так тепло, что Настю, севшую под дерево, сморил сон… А когда она проснулась, то увидела, что Мушка лежит, прижавшись к её плечу, и тоже сладко посапывает.
- Вы прямо как мама с дочкой, - сказал подошедший к ним Толик. Котёнок в это время проснулся и, зевнув, растянулся на спинке.
- Ах, негодник, - ласково сказала Настя, - погладить по животику просит…
И они вдвоём с Толиком принялись гладить Мушку, которая замурлыкала от удовольствия…

Однажды котёнок увидел сидящую на цветке бабочку и, пригнувшись к земле, по-охотничьи, стал к ней подкрадываться. Прыг! Бабочка успела вспорхнуть; а Мушка угодила в глубокую лужу, оставшуюся после ночного дождя… Когда Настя прибежала из школы и заглянула в ящик, то увидела мокрого и грязного зверёныша…
- Ты где так вымазалась, трубочистка? – укоризненно покачала головой девочка...
Затем вынесла тазик с тёплой водой и принялась котёнка отмывать… После тщательно обтёрла его сухой тряпочкой и причесала расчёсткой… Когда к вечеру шерсть у Мушки высохла, она заблестела пуще прежнего.
- Больше в грязь не суйся, поняла? – наставила её Настя. Котёнок в ответ принялся играть с девочкой лапкой…
Однако такая “баня”, видимо, не прошла для Мушки даром. Она стала часто чихать и плохо кушать. Играла уже как-то неохотно и вяло – всё больше спала в своей “коморке”… А со временем и вовсе перестала из неё выходить. Лизнёт несколько раз молочка – и уляжется, закрыв глазки…
- Ну, что с тобой, Муша? – спросила её как-то Настя. – Поешь, ты же похудела…
Подошли Илья и Юля. Потрогали Мушку.
- Фью, - свистнул Илья, - да у неё температура. Видать, простудилась…
- Я виновата, - покачала головой Настя. – Зачем тогда стала её мыть?
- Брось, - махнул рукой Илья, – она после той лужи была уже вся сырая…
- Что теперь делать? – забеспокоилась Настя.
- Надо её хорошенько укутать и поить тёплым молоком, - предложила Юля.
- Она почти ничего не ест и не пьёт, - сказала Настя.
- Надо поить насильно, - ответила Юля. – Снять со шприца иголку и прямо из него вливать ей в рот понемногу молока…
Слух о том, что Мушка заболела, за один день распространился по всему двору. Мальчишки и девчонки со всех окрестных домов принесли кто кучу тряпок, кто тёплого молока, иные даже таблетки аспирина и мёд.
- С ума сошли с вашим аспирином? - отругала их Настя. - Это же не человек…

Прошло несколько дней, но лучше котёнку не стало.
- Её нужно ветеринару показать, - посоветовал Толик. – Я знаю, где ветклиника находится…
- Там деньги нужны, а у нас их нет…- вздохнула Юля.
Услышав про деньги, многие из ребят побежали домой… а через некоторое время уже возвратились с мелочью в руках, некоторые принесли по десятирублёвой купюре…
На следующий день после школы Настя, Света и Толик понесли Мушку в ветеринарную клинику…
- Он чей? – осмотрев котёнка, спросила женщина-врач.
Дети на секунду замялись.
- Наш, - ответила Настя.
- Ясно, - кивнула головой ветеринар, – бездомный… А ночует где, в подвале?
- В ящичке, под балконом… Но мы ему тряпочки постелили…- как бы оправдывалась Света.
- Нет, ребята, теперь тряпочки не подойдут, - нахмурила лицо врач. – Дело серьёзное. Кому-нибудь из вас нужно взять его домой, в тепло, хотя бы на период лечения. И ещё. Вы найдёте взрослого человека, который стал бы ему делать уколы?
Ребята завертели головами.
- Тогда, - врач вздохнула, – будете приносить его ко мне два раза в день. Недельку его поколем, а дальше будет видно. Если он начнёт кушать сам, скажете мне. Хорошо?
Настя протянула врачу деньги.
- Оставьте себе… - сказала та…
С этого дня Настя начала носить Мушку на уколы (правда, только один раз в день, после учёбы, чаще не получалось). И, ожидая своей очереди, сидеть с больным котёнком в ветклинике иногда больше часа… А по вечерам она узнавала у ребят, гуляющих во дворе, кто из них мог бы на время приютить котёнка; многие из них были не против, но им не разрешали родители…
Мама Насти была очень недовольна, что её дочь подолгу возится со зверёнышем – мол, тратит время “попусту”. Доходило даже до скандала.
- В конце концов я тебя стану запирать на ключ! – крикнула как-то она…

Примерно через неделю, после очередного осмотра котёнка, ветеринарный врач спросила:
- Вы так и держите его на улице?
Настя кивнула.
- Девочка, пойми, по ночам уже холодно, на сегодня вообще синоптики обещают заморозки. При таких условиях лечение крайне неэффективно, что я и наблюдаю… Котёнку нужно тёплое помещение, и как можно скорее… Ну, давай уколемся…
Когда врач делала Мушке укол, она покорно, не шелохнувшись, лежала на столе, глядя на Настю – словно, доверяя ей свою судьбу… А девочка вышла из клиники с котёнком в сумке и заплакала…
Вечером Настя – бледная, как мел - подошла к своей квартире с Мушкой на руках и позвонила. Дверь открыла её мать.
- Что за шутки!.. – нахмурила она брови. – Больного и вшивого в квартиру?
- Мама, можно он немного поживёт у меня в комнате?..
- Совсем спятила?! – закричала на неё мать.
- Всего несколько дней. Чем он тебе помешает? – Настя надула губы.
- Нет, с этим пора кончать, - Екатерина Васильевна вспыхнула, - я сама виновата: не пресекла вовремя твоей глупости, распустила тебя… Вместо того, чтобы заниматься уроками, на курсы шитья ходить, ты со всяким дерьмом возишься! Ведь тебе двенадцать, ты почти взрослая! Пора уже стать ответственной за свою судьбу! Или ты хочешь на всю жизнь малым дитём остаться?! И в игрушки играть?!..
- Ты что, мама, - опешила Настя, - это… не игрушка… она живая… живая… как ты и я… и она больна…- Настя всхлипнула. - Ей плохо, мама…
- Ну, вот что, - Екатерина Васильевна смягчила тон, - перестань плакать… сейчас же отнеси котёнка на место и мигом домой: ты ещё не делала алгебру, а завтра у тебя контрольная! Ты понимаешь или нет: кон-троль-на-я! – Она выделила каждый слог. – В общем, я жду. Будем разбирать материал вместе…
И она захлопнула дверь…
Настя вышла из подъезда… подошла к ящичку и осторожно положила в него Мушку. Потрогала её носик. Он был сухой и горячий.
- Муша, ты, пожалуйста, поправляйся, - она утёрла слёзы ладонью, - ладно?
И погладила четвероногого малыша по головке.
Котёнок посмотрел на девочку глазками-пуговками и хрипло мяукнул…
- Потерпи эту ночь, - всхлипнула Настя, - я что-нибудь придумаю… обязательно придумаю… С завтрашнего дня ты будешь жить в тепле, я обещаю…
Она чмокнула Мушку в лоб, укутала её в тряпочку и направилась домой…
После ужина Настя выполнила все домашние задания и упражнения по подготовке к контрольной по алгебре…
- Ну, вот и славно, - обрадовалась Екатерина Васильевна, - завтра будем с отцом за тебя болеть. Правда? – она обернулась к мужу. Тот вздохнул и кивнул ей в ответ…
Настя плохо спала ночь. Ворочалась с боку на бок – то проваливаясь в сон, то опять просыпаясь…
Когда утром она стала одеваться, чтобы, как обычно, перед школой навестить свою любимицу, из кухни вышла её мать с пластиковой бутылочкой в руках.
- Ничего не забыла, что мы с тобой вчера учили? – с беспокойством спросила она. – На вот, я вскипятила для твоей усатой-полосатой молока… Так уж и быть, отнеси ей. - Она потрогала бутылку. – Тёплое, в самый раз будет…
- Спасибо…- ответила Настя.
Когда она вышла, Екатерина Васильевна достала учебник по алгебре и принялась его листать.
На кухню вошёл Настин отец.
- Проверяю, - обратилась к нему Екатерина Васильевна, – всё ли вчера повторили. Волнуюсь ужасно. От результата этой контрольной будет зависеть, кто поедет на областную математическую олимпиаду – наша дочь или эта… Прохорова… Будем надеяться на лучшее… Ты что всё молчишь?
Но Настин отец опять ничего не ответил…
Через несколько минут раздался звонок. Екатерина Васильевна открыла дверь. Настя вошла в прихожую, медленно сняла сапожки, прошла на кухню и, вынув из пакета бутылку с молоком, которое дала ей мать, поставила её на стол. Она была по-прежнему полной.
- Что, твоя ненаглядная не пожелала пить? Видать, она у тебя заелась... Давай садись завтракать и бегом в школу, а то, не дай Бог, опоздаешь…
- Ей уже не надо молока… - тихо произнесла Настя.
- Что? – не поняла мать. – Почему не надо?..
Не притронувшись к приготовленному для неё завтраку, Настя вышла из квартиры.
Когда за ней захлопнулась дверь, Екатерина Васильевна обернулась к мужу:
- Разве можно с таким настроением приступать к контрольной! Она не осознаёт всей серьёзности того…
Но договорить не успела. Потому что Настин отец с силой ударил кулаком по столу. Бутылка с молоком упала на пол и покатилась. Побагровев, Игорь Семёнович посмотрел на супругу:
- Что ты делаешь? – Было видно, что он с трудом держит себя в руках. – Ты хоть понимаешь, что ты делаешь?!.
- Рехнулся? – еле выдавила из себя Екатерина Васильевна, не привыкшая видеть мужа в таком состоянии.

Вечером того же дня ребята закопали Мушку в роще за домом. Воткнули в холмик веточку берёзы, с которой любил играть их четвероногий малыш… Стояли у могилки молча, никто ничего не говорил. Тишина была мёртвой, даже ветер затих. И только на балконе соседнего дома внезапно завыл огромный пёс Грэй, по прозвищу “Живоглот”…

Как же ты мог?!

Помнишь, когда я был щенком, ты смеялся до слёз: такой я был неуклюжий.
Ты ласково называл меня «сынок», несмотря на испорченную обувь и бесчисленное количество изорванных подушек. Я стал твоим лучшим другом. Когда я шалил, ты сердился на меня и спрашивал: «Как же ты мог?» – а потом, успокоившись, ласково гладил мой животик.
Потом я все дольше и дольше стал оставаться дома, потому что ты был очень занят. Однако мы справились с этим вместе. Я вспоминаю те ночи, когда я забирался к тебе в кровать, стараясь ощутить твой запах как можно ближе, а ты во сне, обнимая меня, рассказывал про самые свои сокровенные желания и мечты. В те моменты мне казалось, что жизнь и не может быть лучше. А помнишь наши долгие прогулки в парке, поездки на машине и, конечно же, мороженое... Правда мне доставались только стаканчики, потому что ты всегда говорил мне, что мороженое вредно для собак!
Постепенно, ты стал больше времени проводить на работе, говоря о том, как важна твоя карьера. Ты стал поздно возвращаться домой. Я всегда терпеливо ждал, я старался поддерживать и успокаивать тебя, когда ты сталкивался с очередным разочарованием в жизни. Я никогда ни в чем не упрекал и не судил тебя. И никогда не обижался на тебя, даже тогда, когда ты был не прав. А когда ты возвращался домой, казалось, моему ликованию не было предела.
Потом ты влюбился, и она стала твоей женой. Она не была особым любителем собак, но я все равно радостно приветствовал ее в нашем доме, всячески показывал ей свою привязанность и повиновался ей во всем. Я был счастлив, потому что ты был счастлив. Когда у вас появились дети, я разделил с вами эту радость. Я был просто очарован этими розовенькими младенцами, издающими чудесный запах. Я был готов заботиться о них целыми днями. Только ты и она почему-то решили, что я могу причинить им вред. И я стал проводить почти все свое время в другой комнате или в своей корзине. О Боже, как я хотел любить их, я стал «пленником любви».
Когда они стали подрастать, я стал их другом. Они цеплялись за мою шерсть, стоя на своих дрожащих ножках, тыкали своими пальчиками в мои глаза, ковырялись в моих ушах и целовали меня в нос. Мне нравилось все, что они вытворяли со мной! Потому что наши контакты с тобой становились все реже и реже. Я клянусь, если бы понадобилось, то я отдал бы за них свою жизнь.
Я подкрадывался к их кроватям и слушал их секреты. А когда мы ждали тебя, то вместе прислушивались к звуку каждой проезжающей мимо машины.
Было время, когда на вопрос «Есть ли у тебя собака?», ты с гордостью доставал мою фотографию из бумажника и начинал рассказывать забавные истории обо мне. Но последние несколько лет на этот вопрос ты просто отвечаешь «да» и стараешься быстро сменить тему разговора. Я перестал быть «твоей собакой», я стал просто «собакой». И тебя стали беспокоить любые расходы, связанные со мной.
А недавно ты нашел хорошую работу в другом городе, тебе предложили переехать в квартиру, в которой запрещено иметь домашних животных. Ты принял правильное решение для своей семьи, но было время, когда я тоже был твоей семьей. В тот день я был очень взволнован, ведь мы опять ехали вместе... пока машина не остановилась у приюта для бездомных животных. Повсюду пахло собаками и кошками, вперемешку с запахом страха и безнадежности.
Заполнив бумаги, ты сказал: «Я уверен, вы найдете ему хороших хозяев!» С болью в глазах все посмотрели на тебя... Кому нужен старый пес или кот, даже если у того есть куча бумаг?! С большим трудом ты разжал пальцы своего сына, освободив мой ошейник. Он кричал: «Нет, папа! Пожалуйста, не позволяй им забрать мою собаку!» Я очень волновался за него, какой урок ты преподал ему о дружбе и лояльности, о любви и ответственности, и об уважение к этой жизни?! Сказав стандартное «Пока...», ты погладил меня, стараясь не поймать моего взгляда, и вежливо отказался взять мой поводок. Когда ты собирался уходить, какая - то милая женщина спросила тебя, почему ты, зная, что уезжаешь, не сделал никакой попытки найти для меня другой дом. Она покачала головой и с упреком спросила: «Как же ты мог?».
Знаешь, здесь, в приюте, все очень внимательны и хорошо относятся ко мне. Всех нас хорошо кормят, но вот уже два дня как я потерял аппетит. Поначалу, всякий раз, когда кто-нибудь проходил мимо моей клетки, я бросался на встречу, думая, что это ты передумал и пришел за мной, но это были глупые мечты... А потом я стал надеяться, что появится кто-то другой, который сможет позаботиться обо мне и спасти меня... Наконец, я понял, что уже давно не похож на милого и смешного щенка... Я спрятался в дальнем углу клетки и стал ждать...
И этот день настал. Я услышал звук ее приближающихся шагов... Я медленно последовал за ней вдоль коридора в отдельную тихую комнату. Там она положила меня на стол, ласково потрепав за ухом, велела не волноваться. Моё сердце затрепетало в ожидание того, что что-то должно произойти и это принесло мне облегчение. «Пленник любви», твои дни сочтены!». В этот момент я не думал о себе, я больше беспокоился за нее.. Я почувствовал всю тяжесть давившего на нее бремени. Она нежно наложила жгут на мою лапу и по ее щеке потекла слеза. Я лизнул ее руку также, как когда - то лизал твою и почувствовал облегчение. Она аккуратно ввела иглу в мою вену, и я почувствовал, как холодная жидкость стала постепенно растекаться по моему телу. Я, медленно погружаясь в сон, посмотрел в её добрые глаза и пробормотал: «Как же ты мог?!». Возможно, она понимала собачий язык потому что, посмотрев на меня, произнесла: «Прости!».
Она крепко обняла меня, спешно пытаясь объяснить, что это ее работа и она уверенна, что я попаду в лучшее место, где меня не скорбят и не бросят, где я сам смогу позаботиться о себе – это место любви и света, совсем не похожее на Землю.
Из последних сил я шевельнул хвостом и прошептал: «Как же ты мог?!». Эти слова не относилось к ней, в этот последний миг я думал о тебе, мой любимый хозяин. Я всегда буду помнить и ждать тебя. Надеюсь, что ты встретишь того, кто будет любить тебя также, как любил тебя я......

Послесловие автора:

Как-то, находясь в приюте, я смотрел на всех содержащихся в клетках животных... на эти «обноски» человеческого общества. Я видел в их глазах любовь и надежду, страх и отчаяние, печаль и предательство. И я был так зол. «Боже», - закричал я, «Это ужасно! Почему ты ничего не делаешь?». Бог притих на мгновение, и затем мягко ответил: «Я уже кое - что сделал - Я создал вас!»

Не убивайте во мне человека

Кот был странный. Он имел какой-то зеленоватый оттенок, серо-голубые узкие глаза, шерсть клоками и чрезвычайно тонкий хвост, постоянно покрытый какими-то струпьями. Кот жил на батарее. Во всяком случае, Вовка всегда видел его именно там.

Иногда кот встречался Вовке во дворе. Он брезгливо ступал по таящему снегу отливающими зеленью лапами и щурился на весеннее солнце. Вовка не знал, куда он ходит, но обычно, возвращаясь из школы или с музыки, он снова видел кота, лежащего на батарее, словно он никуда и не уходил. Кота, наверное, следовало бы назвать Мурзиком, Барсиком или другой, такой же прозаической кличкой, но Вовка прозвал его Бонифацием, очень уж ему в то время нравился герой любимого мультфильма. Опять же, нельзя было не признать, что по крови, во всяком случае, лев и зеленоватый кот были достаточно близки.

Вовка не помнил, когда Бонифаций появился на батарее впервые, ему казалось, что всегда на зелёных чугунных рёбрах лежало покрытое скудной шерстью тощее тело. Сначала Вовка не обращал на кота особенного внимания, но чем чаще они виделись, тем больше кот Вовку интересовал. Он ни разу не видел, чтобы у батареи была хоть какая-то еда, видимо, питался Бонифаций в каком-то другом месте, возможно, там, куда он ходил яркими весенними днями. Но Вовке казалось, что ест кот не досыта – такой у него был тощий и болезненный вид. Как-то, собираясь в школу, Вовка прихватил с собой кусок сыра и кусок колбасы. Когда он вышел из квартиры, кот лежал на своём обычном месте. Вовка вытащил из кармана листок в клетку, в котором был кошачий завтрак, и сунул угощение коту под нос. Никакой реакции. Бонифаций даже не отвернулся, не шевельнул носом, только чуть вздрогнули облезлые уши. Тогда Вовка оставил угощение на бумаге под батареей и побежал в школу.

Время тянулось невыносимо медленно. Все уроки Вовка проёрзал, слушал невнимательно, отвечал невпопад. Едва закончились занятия, как он уже нёсся домой. В одну минуту взлетел по лестнице. Бонифаций лежал на своей батарее так, словно не шевелился с самого утра, но ни колбасы, ни сыра уже не было. Только жирные пятна на тетрадном листке напоминали о том, что кот сегодня нежданно-негаданно разжился завтраком. Вовку всегда воспитывали правильно. Он аккуратно сложил жирный листок и кинул в мусоропровод. Кот чуть шевельнулся, приподнял голову и прищурился на Вовку, словно улыбнувшись. Так началась эта странная дружба.

Вовка жил с мамой и бабушкой, с отцом виделся только дважды в неделю. В квартире царили уют, чистота, вежливость и очень строгие правила. Сколько Вовка себя помнил, он жил по расписанию. Четвёрки в школе были ужасом и позором, немытые руки – страшным преступлением, не застланная постель – кошмаром. Мама и бабушка – обе педагоги, очень строгие, обложенные книгами и статьями о воспитании. Мама – безукоризненно одетая, с вечно прямой спиной, с гладкой причёской, с жёсткими складками у рта. Бабушка – сухощавая, тоже очень прямая, строгая и невозмутимая.

Вовка знал, что ему никогда не позволят завести не только собаку или котёнка, но даже рыбок или черепашку.

- Грязь разводить, - морщилась мать, когда Вовка заводил робко разговор о каком-нибудь домашнем животном. И добавляла:

- В твоём возрасте надо думать об учёбе, а не о развлечениях. Собака будет отнимать у тебя время. С ней надо гулять, её надо кормить, дрессировать, потому что собака тоже должна быть воспитанной. Весь дом будет в шерсти, в лужах, диваны в слюнях. Нет, Володя, никаких собак.

Про кота говорилось то же самое, да и рыбки, по маминым словам, доставляли немало хлопот – чистка аквариума, покупка корма, водоросли. Вовка соглашался, но, укладываясь спать, тайком ото всех мечтал о том, что когда-нибудь он вырастет и заведёт себе и смешного лопоухого щенка, и пушистого кота, и, может быть, даже маленькую черепашку. Но ведь после школы – а до окончания её и так ещё десять лет! - будет институт, а это ещё очень долго. И Вовка ворочался в своей постели, в до мороза проветренной комнате, на туго накрахмаленных простынях, вздыхал и мечтал о том далёком времени, когда он будет совсем взрослым.

У Вовкиного одноклассника Сашки жили дома два кота и старая собака Тильда. У Вовки не было времени ходить в гости, но, вырываясь на прогулку, которая была обязательна для здоровья, он стремглав бежал в соседний двор в надежде, что Сашка выгуливает свою питомицу. Время, проведённое в играх с Тильдой, было самым счастливым для Вовки временем.

И вот теперь у Вовки завёлся почти свой кот Бонифаций. С того дня, когда он впервые принял от Вовки угощение, это повторялось каждый день. От завтрака тайком откладывалась половина – лучшая половина! – и перекочёвывала под батарею. Бонифаций, видимо, соблюдал какие-то свои приличия и при Вовке никогда не ел. Но ежедневно бумага, в которой завтрак был принесён, оказывалась пуста, а кот со временем пополнел, оброс довольно густой шерстью и стал выглядеть значительно лучше.

Вовка забросил прогулки с Сашкиной Тильдой, стал хуже учиться. Сидя на уроке, он задумчиво грыз карандаш, поглядывая в окно, и мечтал о том, чтобы занятия закончились скорее. Он охотно выходил из дома по любому поводу – выносил мусор, бегал за хлебом и в аптеку, на тренировку выходил из дома раньше. Сидя дома, Вовка изнывал от тоски по Бонифацию, который был так близко – всего лишь за дверь и один пролёт вниз. Но даже заикаться о том, чтобы взять кота домой, было бы глупо – Вовка это понимал.

Бонифаций приобрёл привычку провожать Вовку до школы. Стоило Вовке показаться на пороге с ранцем за спиной, как кот соскакивал с батареи, потягивался, прогибая спину, отряхивался, подёргивая шерстью, и сбегал вслед за мальчиком по лестнице. Два квартала Бонифаций бежал по тротуару рядом со своим другом, а за несколько десятков метров до школы разворачивался и, не оглянувшись, пускался в обратный путь.

Вовка был бы просто счастлив, если бы над ним постоянно не висела угроза разоблачения. Он знал, что стоит маме или бабушке узнать, какой у него завёлся друг, как контроль, от которого и так было не продохнуть восьмилетнему Вовке, будет усилен, и Бонифаций навсегда пропадёт из его жизни. Однажды они чуть не попались. Мать нашла в кармане у сына верёвочку с привязанным к ней бумажным бантиком. Это была игрушка, которую Вовка смастерил для Бонифация. Мать учинила Вовке допрос с пристрастием, и он выкручивался, вертелся, как уж на сковородке, и уши у него горели от того, что он обманывал мать впервые в жизни, но ни за что, ни за что не признался бы он в своей дружбе с уличным котом, зная, что эту дружбу немедленно прервут, и он, Вовка, снова останется совсем один. Совсем один – наедине с учебниками, сольфеджио, холодным маминым голосом, поучающим, поучающим без конца с благой целью «сделать из сына человека». Вовку всегда удивляло это выражение. «Я сделаю из него человека», - говорила мать по телефону отцу, и Вовка надолго потом задумывался – зачем из него кого-то делать, разве он и так не человек?

На сэкономленные от завтраков деньги Вовка купил в зоомагазине яркий маленький мячик. Наученный горьким опытом с бантиком, он не приносил его домой, а прятал за батареей. Видимо, с Бонифацием никто и никогда не играл, потому что он долго не мог взять в толк, зачем Вовка катает мячик туда-сюда по бело-бурым плиткам пола. Потом заинтересовался, стал трогать игрушку лапой, подпрыгивал вверх. Им было очень весело! Правда, веселье продолжалось всего несколько тревожных минут – всегда была опасность, что выйдет бабушка, или мама вернётся с работы в неурочное время, или кто-то из соседей увидит Вовку на лестнице, а потом расскажет бабушке или маме.

Весна подходила к концу, солнышко припекало уже почти по-летнему, и Бонифаций стал чаще покидать свою батарею. Он выходил во двор, сидел на лавочке, щурясь на солнце, тихонько мурлыкая. Так Вовка заставал его не один раз, возвращаясь из школы.

Сольфеджио было Вовкиным ночным кошмаром. Невыносимо тягостно тянулись минуты наедине с Валентиной Алексеевной, толстой, с высоко вскинутой головой, с грудным низким голосом. Во время занятий она стискивала Вовкины локти своими железными пальцами, подбрасывала их вверх. «Легче, легче, Володя!» Вовка выходил со своего сорокаминутного занятия подавленный, обессиленный, с мокрой между лопаток спиной и трясущимися от напряжения пальцами, которым всё никак не удавалось порхать по инструменту «легче, легче». Он ненавидел фортепиано всей душой, а вместе с ним и оперы, куда мать водила его, а он ничего не понимал, сидел тихо и пришибленно. С Валентиной Алексеевной он занимался музыкой четырежды в неделю, и в четверг, последний в неделе день музыкальных занятий, покидая её квартиру, ощущал некое подобие облегчения – всё же впереди три дня без клавиш, локтей, нотных тетрадей. А кроме того, по четвергам приезжал отец. Вовка про себя решил, что обязательно расскажет ему про Бонифация и – кто знает! - может, отец захочет взять кота к себе, и Бонифаций станет жить в тепле, а Вовка будет навещать его в выходные…

И вот в четверг Вовка бежал к своему дому по уже высушенной солнцем асфальтовой дорожке, помахивал на бегу сумой с нотами. Он уже вбежал во двор, Бонифаций, завидев его, соскочил с громким мурлыканьем с лавочки и маленькими шажками побежал Вовке навстречу. Большая серая машина вывернула откуда-то из-за угла дома, взвизгнула покрышками, и Бонифаций остался лежать на дорожке, не шевелясь, обмякнув, как тряпка.

Вовка закричал. Сердце его, пока он бежал к своему другу, разрывалось от горя. Осталась валяться в пыли сумка с нотами. Вовка со всего разгона упал рядом с котом на колени, тормошил его, звал по имени, но Бонифаций не шевелился, только моталась из стороны в сторону маленькая окровавленная голова. Захлёбываясь рыданиями, Вовка схватил кота на руки и побежал в свой подъезд, больше он ничего не мог придумать. Он бегом взбежал по лестнице и принялся что есть мочи трезвонить в дверь, даже не пробуя найти свой собственный ключ. В дверях возникла бабушка. Вовка проскочил у неё под локтем, бросился в свою комнату и осторожно уложил Бонифация на свою кровать. Только тут он заметил, что бок кота медленно, но всё-таки поднимается и опускается.

- Что это за гадость? – раздался за Вовкиной спиной холодный и язвительный бабушкин голос.

Вовка даже не мог сразу ответить, слёзы душили его, застилали глаза, заливали нос и горло. В бессилии он смотрел на тощее, неподвижное тело.

- Вова, убери это с постели!

- Бабушка! – наконец взмолился Вовка. – Позвони врачу, это… это Бонифаций… Он попал под машину…

Хлопнула входная дверь, и сразу послышался мамин голос, от этого голоса Вовка мгновенно втянул голову в плечи.

- Мама, что происходит?

- Мамочка! – Вовка бросился к матери, обхватил её колени. – Мамочка, пожалуйста, давай позвоним врачу, это кот, он… попал…под машину… Мамочка!

Рыдания исказили Вовкин голос, слов стало почти не разобрать, он захлёбывался от горя, его колотило.

Неизвестно, чем бы всё это кончилось, но тут раздался резкий звонок в дверь, и в коридоре Вовка услышал отцовский низкий, с хрипотцой голос и понял, что это его последняя надежда. Он бросился в коридор, голося во всё горло, бросился в ноги теперь уже не матери, которая что-то говорила, а отцу и бессвязно, давясь, снова и снова повторял, что Бонифация надо везти к врачу. От папы пахло, как всегда, бензином и сигаретами, и этот запах, так не похожий на постоянно проветренную, почти стерильную чистоту маминой квартиры, немного привёл Вовку в себя. Не в силах вымолвить больше ни слова, он горестно смотрел на отца, задрав лицо. Отец быстро прошёл, не разуваясь, заглянул в комнату, посмотрел на мать и бабушку и сказал что-то негромко неприятным голосом. Отрывисто погладил сына по голове.

- Вовка, ты одет? Пошли.

Отец быстро и как-то очень ловко сдёрнул со стула полотенце, завернул в него кота, как спеленал, подхватил на руки и подтолкнул коленом Вовку к выходу.

- Давай скорее.

Пока они сбегали по лестнице, мать что-то кричала тонко им вслед, но они не обернулись. По дороге Вовка гладил сквозь толстое полотенце кота и со страхом заглядывал в приоткрывшиеся веки, между которыми блестели закатившиеся кошачьи глаза.

- Спокойно, спокойно, - говорил отец всё время, что ехали, поднимались на крылечко, сдавали Бонифация с рук на руки какой-то толстенькой женщине в зелёном костюме, потом сидели на диванчике и ждали.

Потом к ним вышел пожилой дядька с седой бородкой, поговорил с отцом о чём-то, и отец сказал, что теперь можно ехать.

- Папочка, он умер? Он умер? – допытывался Вовка, забегая вперёд папы.

Отец потрепал его по голове.

- Нет, конечно. Доктор наложил ему гипс и сделал укол, и теперь он должен поспать. Как, говоришь, его зовут?

- Бонифаций, - всхлипнул Вовка.

- Ясно, - кивнул отец серьёзно.

Для успокоения они заехали в какую-то кафешку и пили чай с большими пирогами, и Вовка почти совершенно успокоился и осмелился спросить.

- Пап, а ты не против, чтобы у тебя жил кот?

- Бонифаций? – спросил отец задумчиво. – Нет, конечно, не против, где ещё я найду кота с таким оттенком шерсти, будем всем говорить, что он у нас редкой породы.

Потом они поехали домой. Вовку отец сразу же услал в его комнату, а сам заперся на кухне с матерью и бабушкой, и Вовка долго слышал голос отца – такой, как сегодня, неприятный, отрывистый. Потом он услышал, как дверь на кухню открылась, и, уже в дверях, отец сказал презрительно и брезгливо:

- Да ты из него не делаешь человека, ты в нём всё человеческое пытаешься убить. Педагог, чтоб тебе…

Он зашёл к Вовке попрощаться и пообещал, что они будут каждый день навещать Бонифация в больнице.

…Бонифация скоро выписали, и Вовка с отцом торжественно отвезли его в отцовскую квартиру, скупив по дороге половину зоомагазина. Бонифаций навсегда остался хромым, но зеленоватый оттенок шерсти никуда не пропал после болезни, и Вовка и отец так убеждали всех, что это кот редкой породы, что и сами, в конце концов, почти в это поверили. Но всё-таки Вовка иногда думал, что Бонифаций позеленел от постоянного соседства с зелёной батареей, на которой они подружились.

Автор: Юлия Кондратьева
взято с http://www.myjane.ru/articles/text/?id=6588

Нэсси (реальная история)


Сегодня хороший день. Ветер теплый, ласковый - он касается невидимыми пальцами верхушек деревьев, гонит зеленые волны по траве. Две мраморных, утопленных в землю плиты - черная и белая - не отпускают моего взгляда. На одной золотом выбито имя Шаргон, на другой Нэсси.
Здравствуй, Нэсська. Здравствуй, моя верная девочка. Спи спокойно, не бойся ничего. Двенадцать лет назад ты вошла в мою жизнь. И в мое сердце. Смешной пузатый головастик, похожий на белого крысенка, розовоносый и лопоухий несуразный щенок бультерьера. Я и Ира - моя жена - полюбили тебя с первого взгляда. Но не мой сын. Антохе было тогда лет 14 - что можно было ожидать от озлобленного непримиримого подростка, когда его заставляли гулять с собакой? Но я пытался уверить себя, что все хорошо, что у меня самая замечательная и дружная семья на свете.
Однажды я, выгуляв Нэсси, пришел домой и, услышав шум из кухни, распахнул в нее дверь. Антон видимо вернулся из школы совсем недавно и разогревал себе поесть. А дальше произошло что-то страшное - моя Нэссенька, моя добрая девочка, которая никогда не позволяла ни то что огрызнуться - даже в игре зарычать на меня или Иру - молча, даже не оскалившись, прыгнула, целясь моему сыну клыками в горло. И на этом кошмар не закончился: Антон увернулся, клыки со щелчком сомкнулись в воздухе, Нэсси приземлилась на пол, развернулась и с низким, приглушенным рыком снова бросилась на Антона. Слава богу, я оказался быстрее, упал на нее сверху, схватил за ошейник, но она змеей вывернулась из него и снова попыталась укусить моего сына. Я много лет работал с собаками, я знаю КАК собака кусает, и у меня не было сомнений - Нэсси шла убивать. Я закричал на нее, надеясь, что привычка повиноваться ее отрезвит, но тщетно, она лишь скосила на меня бешенный, остекленевший взгляд и снова прыгнула. В последний миг я успел схватить ее за задние лапы, подмять под себя и придавить к полу, сжав руками ее горло. Если вы когда-нибудь боролись с бультерьером, вы знаете, как трудно удержать этот комок упругих мышц, как бьют и царапают их сильные лапы, они как шарик ртути выскальзывают из рук - и Нэсси не была исключением. Схватив ее за горло, я вскочил на ноги и зажал ее своим телом в углу, за холодильником. Но вдруг за моей спиной раздался хриплый от ненависти голос Антона: - Папа, пусти ее!!
Я обернулся - он стоял на другом конце кухни, сжимая в руке большой острый нож для мяса, лицо стянула злобная усмешка.
- Пусти, папа!! Я убью эту тварь!!!
Изловчившись, я приоткрыл дверь и вышвырнул за нее рычащую собаку. Сказать, что я был зол - ничего не сказать, я готов был убить, перед глазами повисла мутная кровавая пелена, руки дрожали от перенапряжения мышц и нервов. Одним движением я выхватил из руки сына и отшвырнул нож, схватил Антона за плечо и со всей силы встряхнул:
- Я хотел бы услышать от тебя, что произошло!!!! Что ты с ней сделал!?
- Это собака, папа!! У нее в мозгах помутилось!!!
- Не ври мне!! Ты ее бил??
- Да не бил я ее! Она вчера с лестницы навернулась, когда мы гулять шли, наверное, решила, что это я виноват!
Он так и не признался мне, что случилось между ним и Нэсси, но с того дня между ними началась война, страшная война, подогреваемая огнем взаимной ненависти. Их нельзя было даже на миг оставить одних, они были одержимы убийством. Но если моего сына сдерживал страх наказания, то для собаки этой преграды не существовало. Тогда я стал надевать на нее намордник, снимая его только когда Антона не было рядом - во время кормежек и прогулок … День за днем, месяц за месяцем - долгие четыре года, полные страха, злобы и ненависти.

Однажды ко мне в гости зашел старый знакомый - увидев Нэсси, он просто онемел от восторга и, зная мои проблемы, начал упрашивать меня продать ее ему. Сначала эта мысль показалась мне кощунственной: продать ? бросить ? предать ? Продать существо, которое беззаветно любит тебя, готово жизнь за тебя отдать, для которого весь мир состоит из двух неравнозначных частей - ТЫ и все остальное… Как об этом можно было подумать ? Тогда я с гневом отверг его предложение. Но зерно сомнения упало на благодатную почву. Слишком больно было видеть ненависть в глазах собственного сына, тошно было смотреть в честные глаза Нэсси, покорно сующей после прогулки голову в ненавистный ей намордник… Моя жена тихо плакала по ночам, судорожные сотрясения ее спины и плеч будили во мне беспомощность и злобу… Никто не смог бы обвинить меня в моем решении… Никто.. Кроме меня самого…
Во время очередной прогулки я просто передал поводок в руки сияющего от счастья приятеля, со стыдом отпихнул его руку с деньгами - взял только десятикопеечную монетку на счастье - и как только Нэсська отвлеклась в игре, повернул за угол дома… На повороте я не выдержал и оглянулся: Нэсси прыгала за палочкой, которую держал над головой ее новый хозяин. Ласковое осеннее солнце горело в багряных и золотых листьях, запутавшихся в поникшей зелени травы, бездонно синее небо фарфоровым куполом отражалось в редких зеркальцах луж, только ветер ледяными пальцами пробегающий по лицу и рукам напоминал о приближении холодов. Белое, без единого пятнышка, грациозное тело собаки застывшее в полутора метрах над землей, блики света на перекатывающихся под кожей буграх мускулов, распахнутая пасть с нежно розовым лепестком языка между белоснежных зубов, сияющие жемчужины глаз, глаз которые умели смотреть с лукавством и честностью, нежностью и злобой, любовью и ненавистью…
Такой она запомнилась мне навсегда.

С тех пор прошло пять лет. Многое произошло за эти годы. Ссоры, непонимание, злоба - снежный ком, катившийся к подножию горы. Тогда я совершил саму страшную ошибку в своей жизни - ушел из дома. А когда вернулся, ничего уже нельзя было исправить. Сын связался с плохой компанией, я пытался давить на него, но он лишь мрачно молчал, и во мне поднималась волна ярости, когда я встречал его упрямый презрительный взгляд, но хуже всего было осознание того, что если б я остался, все было бы совсем по-другому…
Однажды я совершенно случайно встретил на улице своего старого знакомого, который забрал у меня Нэсси и напросился к нему в гости повидать ее, рассчитывая, что за такое долгое время она уже подзабыла меня и не будет очень сильно переживать. Квартира, в которую мы зашли, была в ужасном состоянии, мне в нос ударила тошнотворная смесь запахов кислого пота, испортившихся продуктов, нестиранного белья и собачьих экскрементов. Когда я спросил, где Нэсська ее хозяин махнул рукой в сторону кухни. Эпицентр вони находился именно там и вскоре я понял причину. Под грязным, заставленным немытой посудой, кухонным столом, на мокрых, вонючих газетах лежало какое-то жуткое подобие мой очаровательной белоснежной Нэсси. Я почувствовал как желудок мой судорожно сжался и с трудом подавил приступ тошноты, вызванной даже не столь непереносимой вонью сколько ужасом от этого страшного зрелища. Некогда белоснежная, блестящая, шерстинка к шерстинке, шерсть была грязно желтого цвета, кожа туго обтягивала выпирающие из-под иссохших мышц кости, все тело было покрыто жуткими выпуклыми розовыми шрамами, морда и брылья от их изобилия казались полосатыми. Когда я тихо, шепотом, позвал ее по имени, она с явным трудом подняла морду и громко сопя стала нюхать воздух: оба ее глаза были затянуты бледно-зеленой пеленой, по морде, словно слезы, стекали два ручейка слизи. С внутренним содроганием я коснулся ее лба рукой и вздрогнул, когда она тихо заскулила, жадно втягивая носом мой запах. Я попробовал приподнять ее практически невесомое тело подмышки, но она с тихим визгом поджимала лапы, отказываясь наступать на них - оказывается, когти отросли настолько, что загнулись и почти уже вросли в подушечки лап, которые по первый сустав облысели и покрылись жуткими розовыми наростами.
Это было последней каплей. Я подхватил ее на руки, стараясь не вдыхать жуткую вонь гниющий плоти и экскрементов, и вышел в коридор.
- Я забираю ее, - решительно сказал я, стараясь не дать волю своей ярости.
Хозяин Нэсси кинулся на меня с кулаками и воплем, что я у него отбираю последнюю возможность заработать, хотя оба мы прекрасно понимали, что Нэсси никогда уже не выйдет на арену, не будет драться, а его очередная сожительница кинулась звонить в милицию… В тот день мне пришлось уйти.
Удобный момент выдался только через месяц - дома я молчал, чтобы не расстраивать жену, хотя больше всего, конечно, боялся реакции Антона. Но в тот момент я готов был скорее выгнать его из дома, чем оставить Нэсси у этого живодера.
И вот однажды, подгадав время, когда хозяин Нэсси должен был быть на работе я заехал к нему домой. Его сожительница долго и обстоятельно жаловалась мне на жизнь и с явным неудовольствием говорила о его увлечении собачьими боями. Когда я осторожно подвел разговор к тому, чтобы забрать Нэсську назад, она явно приободрилась - собака мешала ей, на лечение нужны были деньги, а главное терпение, сострадание и любовь - а в этой квартире явно была нехватка ВСЕГО этого.
В общем, я дал этой женщине 200 р., взял тихонько поскуливающую от радости и боли Нэсську на руки и ушел. В машине я положил ее на переднее сиденье рядом с собой и всю дорогу гладил ее правой рукой по голове, сплошь покрытой бугорками шрамов. Припарковавшись на стоянке рядом с домом, я подхватил ее опять на руки и вылез из машины. Антон как раз спускался по лестнице со второго этажа. Увидев на моих руках собаку, он замер, глаза его широко раскрылись:
- Папа?.. Кто это?.. Это же… - пораженно прошептал он.
Я только молча кивнул, боясь спугнуть радостное изумление, преобразившее лицо моего сына. А Антон бросился ко мне, прежде чем я успел прореагировать, выхватил Нэсську из моих рук и с восторженным возгласом «Нэсси, Нэссенька, любимая!!!» прижал к груди ее иссохшее тельце. Ледяной ужас сжал когтистой лапой мое сердце, когда я увидел, как прояснили глаза Нэсси, почуявшей Антона, но в следующее мгновенье по лицу моего сына замелькал розовый язык, и радостное скуление песней полилось из груди, которую некогда переполняла ненависть…
Помню, даже рыдания жены не смогли тронуть мое сердце, которое никак не хотело осмыслить и принять эту разительную перемену: отныне Нэсси спала в постели Антона, ночью она будила его и он выносил ее на руках во двор, потому что, не смотря на три операции, она все еще не могла нормально ходить из-за жуткого воспаления. Он мазал ей лапы безумно дорогой противогрибковой мазью, надевал детские носочки, чтобы она не слизала ее, протирал ей глаза чайной заваркой и капал специальные капли, помогал есть, держа на весу миску, чтобы ей не пришлось лишний раз вставать. Нашими общими силами она пошла таки на поправку, правда глаза и грибок на лапах так и не удалось вылечить окончательно. Когда она начала совсем сдавать мы взяли черно-белого щенка бультерьера, и этот маленький комочек ртути снова вернул ей тягу к жизни.
А вот теперь Тошка носится кругами по полю, а я стою на коленях и нежно глажу теплый гранит плиты. Антон погиб три года назад. И ты лишь на год пережила его, дорогая моя белоснежная девочка. И в моей памяти две плиты с выгравированными золотом именами.
И теперь, когда боль уже не так терзает мое сердце, запорошенная снегом времени, я хочу сказать:
- Спасибо вам за этот урок, дорогие мои. За урок милосердия, любви и прощения. Я никогда не забуду вас.